И еще с неделю “отпуска”, так сказать, за свой счет нам с Подполковником предстояло получить от своих жен, потому что банные “всенощные” у отца Михаила были ими объявлены вне закона. Так уж устроены эти жены, что принимают в штыки любые наши сторонние утехи, даже если те не связаны с половой функцией.
Эту баню отец Михаил выстроил на своем участке раньше, чем гараж и бассейн, – раньше всего остального. Его родитель и родитель родителя были тоже священниками (один в Орловской области, другой, кажется, в Курской) и тоже любили попариться. Правда, в остальном быту они оставались людьми непритязательными – к этому их приучила советская власть и жизнь в глубинке. Но Михаил закончил нашу лаврскую семинарию уже в новую эпоху, да притом получил хорошее распределение: служил он в московском богатом храме, не будем говорить каком.
Здесь, наверное, кто-то спросит: если место отец Михаил получил в Москве, то почему свою баню он выстроил в Посаде? Но на самом деле в этом нет ничего необычного.
Мы с Подполковником (и не только, конечно, мы) соседствовали домами с женщиной по имени Вероника. Но мы в наших домах обитали с детьми и женами, то есть имели полное обзаведение, а у Вероники в хозяйстве не было никакой живности, кроме дворовой собачки. Короче говоря, женщина она была холостая, безмужняя. Почему у нее с этим делом не складывалось, сказать трудно – с виду она была не страшнее других посадских жительниц. Мы с Подполковником помогали ей иногда в мужских делах – забор ли поправить, крышу ли починить, но, конечно, под присмотром наших жен. Просто мы ей немного сочувствовали: спеет баба при доме, при участке, а на крышу ей слазить и некому.
Годы шли, а у Вероники все оставалось по-прежнему, и, верно, не видать бы ей женского счастья, живи она в каком-нибудь другом городе. Но в том-то и дело, что мы живем в Посаде, а здесь у девушек есть большое преимущество. В нашем городе имеется Лавра, а при Лавре Духовная семинария, которая каждый год выпускает некоторое количество женихов, замечательных своей надежностью, а главное – быстротой. Такой уж порядок в православной церкви, что им, семинаристам, чтобы стать отцами, надо по выпуске непременно жениться. Холостого в священники не рукополагают, если, конечно, он не монах, поэтому вчерашние бурсаки брачуются не глядя, почитай что наудачу – на удачу нашим посадским искательницам.
Пофартило, наконец, и Веронике, хотя не без нашей помощи, а точнее сказать, не без помощи наших жен. Им, должно быть, надоело видеть, как мы с Подполковником чиним Вероникины заборы, и они решили тактично с ней поговорить.
– Десять лет, – сказали жены, – десять лет, Верка, ты мечтаешь незнамо о ком. А не пора ли тебе посмотреться в зеркало?
Вероника посмотрела на себя в зеркало и пригорюнилась.
– Что же мне делать? – спросила она со слезой.
Наши жены попили чайку, посовещались и приговорили.
– Вот что, – сказали они, – ступай-ка ты, девушка, в Лавру.
А Вероника и сама поняла, что другого выхода нет. Вскоре после этого разговора она приоделась (хотя не слишком вызывающе), повязала голову платочком и ввечеру подалась из дому. Куда – можно было не спрашивать. И всего-то с недельку прогуливалась Вероника вдоль семинарской ограды, пока благополучно не зацепила его – нашего будущего товарища и ласкового банщика.
Рассказ этот объясняет, почему баня и все имение отца Михаила находятся в Посаде. Но вот почему так случилось, что он сразу после семинарии, да еще без протекции, получил место в Москве, – это нам не совсем понятно. Может быть, дело в том просто, что его всегда любило начальство. Мишу нельзя было не любить. В учебе он навряд ли блистал, но характера был легкого – как у них говорят, “благоуветливого”, – и главное, что не умничал, а это любое начальство ценит. Да и внешность он имел располагающую: еще молоденький был совсем и щеки румяные, юношеские, а уж за пазуху прибрана была окладистая борода и пузцо с грудями наметились.
Мы все, кто присутствовал на венчании их с Вероникой, радовались, хотя некоторые бабки и шептались меж собой, что невеста больно пожилая. Тогда еще неизвестно было насчет Мишиного трудоустройства, и Вероника на наши расспросы отвечала: “Как Бог даст”. Она теперь не только в храм, но даже в магазин ходила в платочке и изъясняться старалась по-церковному.
И Бог им дал. Сначала дал место хлебное, а после уже стал давать регулярно: автомобиль марки “додж-караван”, и баню эту, и разные хозяйственные приращения, и, ясное дело, детей. А мы вот с Подполковником в те годы не шибко процветали, мы тогда вместе с отечественной экономикой переживали кризис и даже пиво позволяли себе не каждый день. При таком сравнении другие бы завистью изошли к зажиточному соседу, но мы с Подполковником люди не таковские. Тем более что отец Михаил нами нисколько не гнушался, приглашал к себе в гости и, если не в пост, угощал знатно. Званием своим духовным он не кичился, а банщиком оказался и впрямь талантливым.
Правда, не всякую субботу мы с ним парились и угощение батюшка закатывал реже, чем нам бы хотелось. От Москвы до Посада туда-сюда не наездишься, даже и на “додже”, так что приходилось отцу Михаилу проживать большую часть времени по месту службы. Веронике, возможно, тоже его недоставало, как супруге, да что поделаешь. А уже как он там, по месту, проживал и с кем парился, – этого ни она, ни мы с Подполковником до поры не знали.
Зато про саму Веронику знали мы от наших жен больше, чем требовалось. И сколько тесу она опять закупила, и как свои старые стулья самолично во дворе пожгла, и что растолстела “от важности” до неприличия. Про неприличие они, конечно, напрасно говорили. Как раз приличие полноты и требовало: все-таки – матушка, и притом единственная на три улицы вокруг. Это раньше Вероника была простая женщина и работала экскурсоводом по городу, а теперь она сделалась вроде как духовная наместница всему нашему околотку. Думаете, легка эта ноша? Здесь платочком не отделаешься – тут представительность нужна. Она даже губы перестала красить и купила очки в роговой оправе, а раньше были в металлической. Плюс, конечно, ежедневная катехизация окрестного женского населения. Что же касается личного, то есть материального, хозяйства, то теперь уж не мы с Подполковником лазали к ней на крышу, а шабашники-украинцы, в крайнем случае – молдаване.
Однако со временем все, даже наши жены, попривыкли к такому Вероникиному возвышению и снова приняли за свою. Многие женщины приходили к ней кто за советом по церковной части, а кто насчет мужа: нет ли, мол, какой молитвы от пьянства. Но главное то, что зажиток не сделал Веронику жадиной. Например, у нее запросто можно было одолжиться до получки, стоило только немного поплакать. Словом, ставши матушкой, приобрела наша Вероника авторитет и уважение. Но молитвы от пьянства она все-таки не знала.
Правда, выяснилось это не сразу, а лишь после покупки отцом Михаилом упомянутого “доджа”. Об этом “додже” надо немного рассказать.
Как-то в выходной вздумалось нам поехать на озеро искупнуться. Компания собралась обычная: мы с Подполковником, отец Михаил и ящик пива. Необычным оказалось то, что везти нас отказался наш верный “москвич”: что-то в нем некстати сломалось. Тогда-то отец Михаил и предложил нам отправиться на своей новой машине, в которой мы с Подполковником еще даже не сидели. Конечно, варварством было бить это чудо техники по нашим проселкам, но мы батюшку за язык не тянули. Предложил – поехали.
Само купание описывать незачем, да и не запомнилось оно нам, зато “додж”, признаемся, впечатление произвел. Надо иметь в виду еще, какие это были годы. На иномарках тогда в Посаде раскатывали исключительно одни бандиты и возили исключительно своих шлюх. Мы с Подполковником, ясно, ни к тем, ни к другим не относились. Конечно, мы понимали и про двести лошадей, и про коробку-автомат, но все это была одна абстракция, пока этих прелестей мы не почувствовали, как говорится, своим задом. Если честно сказать – сомлели. Проселки наши словно кто пухом выстлал, а в салоне – тишина, и только слышно было, как пиво в ящике легонько побрякивает. Отец Михаил, добрая душа, дал нам с Подполковником порулить по разу и очень смеялся, когда по привычке наша рука искала несуществующий рычаг скоростей. Словом, влюбились мы в “додж” за одну поездку, но того не знали, прощаясь у Мишиного гаража, что видим чудо-автомобиль в последний раз.
Как ни печально, но спустя несколько дней “доджа” не стало. И случилось это как раз потому, что молитва от пьянства, даже если таковая придумана, плохо нам помогает. А само происшествие не было из ряда вон. Священник такого-то храма, будучи в нетрезвом состоянии, совершил наезд на мачту уличного освещения. Сообщение об этом мелькнуло на московском канале – секунду-другую в кадре видны были раскуроченный “додж” и наш отец Михаил в подряснике, прикладывающий свой наперсный крест к большой шишке на лбу. Телевидение перешло к другим новостям, а мы у себя судачили по этому поводу еще довольно долго. Хотя, в общем, тоже не находили ничего чрезвычайного в том, что батюшка клюкнул после трудового дня. Жаль было только разбитую машину. И еще с той поры женщины перестали спрашивать у Вероники противопьянственную молитву.
Продолжение: http://magazines.russ.ru/october/2011/1/za5.html
«Октябрь» 2011, №1